Между тем не эта тема главная в кругах творческой интеллигенции Москвы. На только что закончившемся IV Съезде Союза писателей СССР подлинным героем (но отнюдь не социалистического труда!) был А. И. Солженицын. Он обратился к делегатам Съезда с открытым письмом:

Коммунист Шолохов потребовал: «Не подпускать Солженицына к перу!»

Беспартийный Леонов многозначительно промолчал.

Почетный член Академии художеств СССР, американский художник и писатель Рокуэлл Кент отметил в Центральном Доме литераторов 85­летие со дня рождения. Я люблю искусство Кента и особенно его графику — в книге Мелвила «Моби Дик, или Белый Кит», в автобиографии «Это я, Господи!» и в книге «Это мое собственное». Во время юбилейного вечера, когда Рокуэлл Кент показывал гостям развернутую в залах Центрального Дома литераторов выставку своих произведений, я был все время рядом с художником и, напрягая свои познания в английском, внимательно слушал его пояснения. Поскольку народа было много и юбиляр выглядел усталым, я не стал привлекать его внимания к себе и передал переводчику письмо для Кента с лучшими своими фотографиями, сделанными в Кижах и во время прошлогодней поездки в Вологду, Кириллов, Ферапонтов, Белозерск.

Письмо мое хоть и выдержано в высоком стиле, приличествующем случаю, тем не менее было написано искренне, от всей души.

С любовью и уважением Вл. Десятников».

Получил письмо от Рокуэлла Кента, находящегося на отдыхе в подмосковном правительственном санатории «Сосны». Такая честь была оказана ему по заслугам, ибо почти все, что создал Кент как художник, он безвозмездно подарил Советскому Союзу. На мое письмо Кент откликнулся искренним, дружеским посланием. Мне лестно, что такому большому мастеру понравилась моя фотографика.

Жена художника Селли во время круиза по Волго­Балту на теплоходе «Александр Пушкин» заболела и в настоящее время находится в больнице в Москве. Перед возвращением в Америку Кенты все­таки собираются повидать Кижи, а пока тешат себя надеждами на встречу с русской стариной.

Написанное ровным четким почерком, письмо Рокуэлла Кента, несомненно, заслуживает того, чтобы причислить его к произведениям каллиграфии. По одному этому письму можно многое сказать об его авторе — большом художнике и надежном друге.

Уже несколько лет, как стрелка компаса моих поездок, командировок и отпусков указывает на север. В этот раз, как только переехали Волгу и позади остался Толгский монастырь, я вновь ощутил себя на Русском Севере. Пошли милые моему сердцу пейзажи — деревни и села, утопающие в летнем разнотравье, кое­где уцелевшие церкви со стройными колоколенками. Вологду я все боялся пропустить и стоял у окна, пока не проехали Прилуцкий монастырь.

И вот второй день я в городе Архистратига Михаила — Архангельске. В областном краеведческом музее мое внимание привлекли: парсуна первого архангельского архиерея Афанасия — сподвижника Петра I, копия иконы Кирилла Белозерского (XVI), покров с изображением Антония Сийского (XVII), плащаница — вклад князя Димитрия Пожарского, бывшего воеводой Двинского края в 1621 — 1623 годах, редкостной красоты иконы Строгановских писем с видом Соловецкого монастыря (XVII) и один из самых замечательных памятников — стрелецкое знамя (XVII) с образами Архангела Михаила и Иоанна Предтечи.

Сегодня работал в Художественном музее. Знакомился с уникальной коллекцией лицевого шитья, икон, деревянной скульптуры. Такого высочайшего класса резного Николы (из села Волосово Каргопольского района, XVI) и Георгия Победоносца на коне (из села Конецгорье, XVII) я не видал ни в одном музее. Это подлинные шедевры, способные украсить любого уровня смотр народного искусства. Собрание Строгановского лицевого шитья заслуживает еще более высоких оценок. «Богоматерь» (1670), «Царевич Димитрий» со сценой убиения (1650), «Успение Богоматери» (начало XVII), «Благовещение» (первая половина XVII) — все вывезено из сольвычегодского Строгановского Благовещенского собора. Уже одно это диктует мне необходимость выкроить время и специально побывать на Вычегде в бывшей столице именитых людей Строгановых.

Сегодня воскресенье, праздник Тихвинской иконы Божией Матери. Сидеть в гостинице нет моей мочи, и я подался на волю — в Лявлю, что примерно в 30 километрах по Северной Двине от Архангельска.

Дождь как­то неожиданно налетает порывами. Я сижу под навесом последнего венца шатровой деревянной церкви (1589) в Лявле и прячусь от ливня. Церковь стоит на бугре. Внизу овраг, а поодаль Северная Двина шириной в добрых полтора километра. Рядом — скромная кирпичная церковь (XVIII — начало XIX).

Благодаря тому что церковь в лесах, а реставраторы уехали в город, мне впервые удалось детально ознакомиться с храмом подобной конструкции. В плане шатровый храм представляет собой восьмерик с прирубленным к нему с восточной стороны алтарем, а с западной — небольшим притвором. Шатер внутри подшит тесом. Любопытно, что потолок находится не на уровне последнего венца, а значительно ниже. По всему периметру восьмерика до линии подшива вырублены маленькие продухи. Вот и сейчас налетел сильный порыв ветра, и на меня из продуха, как из трубы, потянуло теплым воздухом. Вентиляция работает безукоризненно. Иначе бы церковь не простояла целехонькой без малого четыре века. Из толстого бруса рядом с моим лицом сочится смола, прозрачная и желтая, как мед.

Дождь кончился, и я по лесам залез до самой главы церкви. Барабан церкви снизу не кажется большим. На самом же деле он более двух метров, глава и того больше. В качестве гидроизоляции под осиновым лемехом главы, на обшивке барабана, на шатре, на бочках — везде употребляется березовая кора.

Держась за край, я встал во весь рост. Внизу — река, долы, леса, пашни, деревни. То­то радость испытал человек, когда возвел эту красавицу­церковь и сверху посмотрел вокруг. Далеко­далеко видно во все стороны света на многие и многие километры.

Ради одного этого дня стоило оставить все суетное и приехать сюда, на просторы Северной Двины, в Лявлю.

Соловки были нашей с Галей давней мечтой, и вот мы в монастыре, что в Белом студеном море у входа в Онежскую бухту. Отсюда до Полярного круга немногим более 150 километров, и вместе с тем здесь — рай земной. Монахи раньше даже дыни и виноград выращивали. А все оттого, что теплый Гольфстрим последним своим дыханием накатывает на Соловецкий архипелаг. В его состав входят острова: Большой Соловецкий, Анзерский, Большая и Малая Муксалма, Большой и Малый Заяцкие и другие (общая площадь — 800 кв. км). Время здесь московское. Когда звонят в колокол у гроба Господня, звук этот подхватывают Москва, Новый Иерусалим и Соловки — все они в одном часовом поясе.

Галя в составе студенческого реставрационного отряда добиралась на Соловки из Кеми. Я с другой группой студентов­реставраторов прибыл на теплоходе из Архангельска. Работаем, в основном расчищая от мусора собор, церкви, кельи, ремонтируем окна и крыши. Живем в кельях наместнического корпуса с окнами на просторный монастырский двор.

Был здесь когда­то хозяином­наместником московский боярин Федор Степанович Колычев, принявший в 1538 году монашеский постриг с именем Филипп. Ему да основателям монастыря святым Зосиме, Савватию и Герману Соловецким (XV) и обязана обитель своей славой во всем православном мире.

Десять лет спустя после пострига Филипп (Колычев) был поставлен во игумены. Иван Грозный неоднократно вызывал его в Москву и советовался по важным государственным вопросам. В 1566 году Филипп по настоянию царя был назначен митрополитом всея Руси. Грозный царь высоко вознес игумена Соловецкого монастыря, но не потерпел, чтобы тот ему прекословил. Когда митрополит отказался благословить карательный поход царя на Новгород, Иван Грозный приказал убрать ослушника. Филиппа сослали в тверской Отрочь монастырь, где 23 декабря 1569 года он был задушен Малютой Скуратовым. Но прежде чем это случилось, Колычев многое успел сделать на Соловках.

Строительным первенцем игумена Филиппа была Успенская церковь с трапезной и келарской палатой (1552 — 1557). Из церкви можно было пройти в келарскую палату. Такая планировка церкви была очень удобна, особенно в зимнее время. В подклете были «сухие погреба», в которых находились хлебопекарня, мукосейная, просфорная, квасоварня.

В истории русского зодчества одностолпная трапезная палата Соловецкого монастыря занимает одно из видных мест. Она всего на 13 кв. метров меньше Грановитой палаты Московского Кремля. В Грановитой палате поражает царское величие, а в трапезной на Соловках — эпическая мощь.

Игумен Филипп был обуян неуемной жаждой строительства. Еще не освятили Успенский храм, как он стал готовиться к возведению главного собора монастыря. Преображенский собор, строительство которого окончили в 1566 году, производит неизгладимое впечатление. Он является могучей доминантой всего монастырского ансамбля. Каменной крепостной стены вокруг монастыря еще не было, отчего собор был рассчитан не только для служб, но и для надежного укрытия и хранения съестных припасов и богатств в подклети.

Постепенно Соловецкий монастырь становится крупной пограничной крепостью Руси. В 1584 году началось строительство крепостных сооружений. Возводил стены и башни крестьянин, получивший при пострижении в монахи имя Трифон. Десять лет этот архитектор­самородок руководил грандиозной постройкой, величественней которой не было на Руси. В плане территория Соловецкого монастыря представляет собой пятиугольник, вытянутый с севера на юг на перешейке между гаванью Благополучия и Святым озером. Длина стен с восемью башнями составляет 1084 метра. Крепостные стены выложены из крупных валунов, некоторые из них весят 9 — 11 тонн. По мере роста стен рядом сооружалась земляная насыпь для закатывания валунов наверх. Толщина стен и башен у основания составляет 5 — 6 метров. Высота башен до деревянных шатров, сооруженных только в XVII веке, равна 13,5 — 15 метрам, высота стен — от 8 до 11 метров.

Есть в соловецкой истории событие, молва о котором громким эхом прокатилась по всей России. Здесь в конце XVII века произошло знаменитое выступление монахов. Оно началось как бунт «за старую веру» против никоновских реформ, а кончилось вооруженным восстанием. Восемь лет, с 1668­го по 1676­й, правительственные войска не могли взять крепость. И лишь предательство монаха Феоктиста, показавшего осаждавшим потайной ход в монастырь через Белую башню, положило конец сопротивлению.

Особенностью Соловецкого монастыря является то, что у него нет ни одной проездной башни. Все ворота сделаны в пряслах стен. Первоначально их было шесть. В настоящее время на территорию монастыря ведут всего двое ворот: Святые и Никольские, у северо­восточной башни. Святые ворота были во все времена главным парадным въездом в монастырь. В 1599 — 1601 годах над ними была выстроена церковь Благовещения. Сооружением надвратной церкви и галереи, соединившей в 1602 году Успенскую церковь и Преображенский собор, было закончено грандиозное строительство XVI века.

В начале XIX века Соловецкая крепость была упразднена, но во время Крымской войны она снова прославилась неприступностью и героизмом своих защитников. 6 июля 1854 года к островам подошли пять английских корветов, пытавшихся штурмом овладеть монастырем. Два дня небольшая инвалидная команда (в ее составе было всего 50 пехотинцев и 5 артиллеристов) отражала огневые атаки более чем в десять раз превосходящих сил противника. Так и пришлось англичанам не солоно хлебавши убраться восвояси. В честь этого боевого эпизода из жизни Соловков позже был отлит многопудовый колокол, сохранившийся до наших дней.

Впрочем, мало что уцелело из соловецких святынь и сокровищ. В 1922 году монастырь был ликвидирован, и годом позже был организован печально знаменитый на всю страну Соловецкий лагерь особого назначения (сокращенно — СЛОН), просуществовавший до 1940 года. Здесь отбывали «сроки» в основном священники, дворяне и офицеры. «Перековывали» их в «нормальных» советских людей всеми возможными способами, отдавая предпочтение отстрелу.

Светлана N., приехавшая на Соловки, где прошло ее детство в семье охранника лагеря, многое нам рассказала и показала. Однажды, когда увозили иконы из собора, она сняла с телеги понравившуюся ей красивую маленькую иконку. Охранник отобрал ее у девочки и доложил начальству, за что отцу и ей, соответственно, была взбучка. Иконы на Соловках использовали в качестве ростовых и погрудных мишеней. Стреляли охранники без промаха и с гордостью носили на груди значок «Ворошиловский стрелок».

Лишь двум царским офицерам удалось бежать с Соловков. Используя одеяло в качестве паруса, они темной осенней ночью на утлом плоту смогли добраться до Кольского берега, а потом перейти советско­финляндскую границу. Позже в своей книге они рассказали леденящую кровь правду о СЛОНе.

... или карбас, как называют поморы большие моторные лодки, то и дело черпала воду. Море было неспокойным. Пришлось на пути делать остановки у каменных островков размером в несколько шагов в поперечнике. Наконец вошли в бухту, отгороженную от моря молом из больших валунов. Бухта хоть и маленькая, но глубокая. Вода в ней необыкновенно прозрачная. На глубине 6 — 7 метров отчетливо видны мозаики из разноцветных камней. Людей на берегу нет. Вокруг тишина, лишь море устало вздыхает у берега.

Бухту на Большом Заяцком острове соорудили еще в XVII веке. В 1702 году здесь останавливался Петр I, обошедший под парусами весь Соловецкий архипелаг. От прежних времен на Заяцких островах осталась деревянная церковка, остатки погреба и святой колодец. Когда мы ходили к нему за водой, то видели диких оленей. Их много, и они подпускают к себе совсем близко. Бояться оленям нечего: на островах охота запрещена. Нет здесь и извечных врагов — волков и медведей.

На Заяцких островах нам показывали выложенные на земле из небольших камней концентрической формы лабиринты. Возраст их определить трудно, но одно ясно — существуют они с незапамятных времен. Монахи не тронули эти языческие изображения. Они лишь освятили их, выложив из камней рядом с лабиринтами кресты.

Обратно мы шли по хорошей волне, постоянно вычерпывая воду. В один из моментов шестикилометрового пути был риск опрокинуться. В бухту Благополучия вошли победителями.