«Арсенал охотника» № 7 (июль) 2016 г.

Дневник русского

16 июля 1967 г.

Дороги на Соловках веером расходятся от монастыря, соединяя его с Секирной горой, Савватиевским и Исаковским скитом, Муксалмой и поселком Реболда. Самая красивая, пожалуй, древняя дорога к Секирной горе. Песчаный путь проходит небольшими увалами через лес. Стоит только сойти с дороги — перед тобой огромный ковер ягод: черника, голубика, брусника, морошка, не в диковинку встретить малину, черную и красную смородину. Грибы­красноголовики хоть косой коси.

Из кремля мы пешком добрались до поселка Реболда. Все дороги раньше были дренажированные. Теперь местность заболачивается. Пока шли, слева и справа от дороги (впрочем, как и на всех островах архипелага) видели много окопов, блиндажей, сохранившихся еще со времен войны. Из Реболды на карбасе переправились на остров Анзер. Высадились в бухте поселка Кеньга, откуда два с половиной километра шли пешком до Троицкого скита. Он основан в начале XVII века соловецким монахом Елиазаром на берегу живописной бухты, напоминающей пейзажи Карельского перешейка. Скитская каменная Троицкая церковь построена в 1747 году. В 1803 году к ней пристроены двухэтажные братские кельи с трапезной и поварней.

Троицкий скит знаменит тем, что в нем в 1634 году безвестный священник Никита Минов принял монашество с именем Никон. В 1652 году Никон стал всесильным Патриархом Московским и всея Руси.

Из Троицкого скита мы пешком пошли на гору Голгофу — самую высокую точку Соловецкого архипелага (около 200 метров над уровнем моря). На вершине горы белеет каменная церковь с колокольней, построенные в пушкинские времена — в 1828 —
1830 годах.

Рискуя сорваться и сломать себе шею, я по разбитой вдребезги, полусгнившей лестнице забрался на самую вершину колокольни. Ничего краше открывшейся мне панорамы я отродясь не видывал. От подобной красоты все во мне как струна дрогнуло. Вокруг — Белое море «яко стена», внизу — озера, леса... Сколько жить буду — не забыть.

Храм на Голгофе стоит на подушке из валунов. Дренаж нарушен, грунты вымываются, и храм дал несколько больших трещин. Жить ему осталось недолго. Шестикрылый Серафим, уцелевший в конхе апсиды, укоризненно смотрит с высоты на вошедших в храм. Вокруг мерзость запустения. И это — при красоте сих святых мест. Сохрани и помилуй!

Солнце садилось за море. Тень от храма на Голгофе падала на многие километры, на леса, луга, блюдца озер.

Мы подошли к ближнему озеру. Оно было как стекло, и в нем отражался силуэт храма — сказочного замка красоты, гармонии, духовного величия моих пращуров. Место, как и всегда, выбрано «зело красно и стройно».

По зеленой луговине вышли к морю. Вода в бухте чистая, прозрачная. Тишина. На берегу выкинутым китом белеет парусный катамаран, пришедший из Северодвинска.

Красота, не идущая ни в какое сравнение ни с Черным, ни с иными морями.

17 июля 1967 г.

2.15. Белая ночь

Море затихло и еле­еле дышит у берега бухты. Мы сидим и молча созерцаем. Вдали белеет скит на Заяцком острове — церковка, домик и так понравившаяся мне чудо­бухта. Вода в ней прозрачна и густа. Видны позеленевшие камни на дне. Такая удивительная умиротворенность во всем и спокойствие. Подобное может только присниться. Если бы мне предложили дать эталон спокойствия и умиротворенности, я назвал бы эту тихую бухточку. Может быть, самую тихую во всем белом свете и какую­то очень для человека созданную. Рядом — церковка, и кругом — тишина. Лишь мирно дышит море.

Спокойствие. Оно наконец­то посетило и меня. За многие­многие дни и, быть может, впервые в этом году спокойствие, как ниспосланная благодать, снизошло на меня. Спасибо жизни за огромные радости, которые она мне дарит. Они так велики, всепоглощающи...

Башни и стены Соловецкого кремля покрыты тонким слоем мха. Цвет башен меняется в зависимости от освещения. Утром, когда первые лучи солнца ударяют по камням, они как бы высекают красный цвет. Днем цвет бывает охристым, коричневатым, зеленоватым. Все это создает каждый раз неповторимость восприятия чудесного комплекса. И сколько бы ты ни ходил у каменных стен, всякий раз можешь найти новые оттенки, которые раньше не замечал. Если бы импрессионисты могли наблюдать смену цветов, то можно надеяться, что тот же Клод Моне создал бы совершенно непревзойденную картину, по сравнению с которой «Руанский собор» проигрывал бы. Дело в том, что образ Соловецкого кремля сам по себе, по композиции, по настроению, выигрывает в сравнении с собором Руана. В кремле есть эпичность, неповторимость, значительность, чего не хватает собору Руана. Такие соборы большего или меньшего размера есть почти в каждом западном городе. Подобного же Соловкам нет ничего в мире.

Если сравнивать Соловки и Кирилло­Белозерский монастырь, то при всей красоте последнего пальма первенства все­таки должна быть отдана Соловкам. В Кирилловском монастыре все изысканно, утонченно, декоративно. Башни XVI века имеют красивый пояс декора. Формы башен монументальны, но не величественны. Здесь же прежде всего хочется говорить о величественности. Все добротно без излишней красивости. Декор прост. Когда подходишь и смотришь вблизи огромные обомшелые валуны, из которых сложены стены и башни, то невольно на память приходят египетские пирамиды, где титанический труд создал необыкновенные колоссы. Но там все геометризировано. Пирамиды очень просты по своей архитектуре. Это, безусловно, немаловажный фактор, который в конечном итоге говорит о величии замысла архитектора. Но образ пирамиды надчеловечен. Она создана, чтобы подавлять человека размером, говорить о необыкновенной власти над людьми деспота, сложившего себе рукотворный памятник. Соловки же являют собой образец творения человеческих рук, его разума, его духа. Это не говорит об элементарной утилитарности запросов человека. Напротив, это еще раз подчеркивает, что все прекрасное созидается на земле не рабом, но человеком, которым управляет Промысл Господень. Сейчас, даже если бы захотели построить такое же чудо, не смогли бы этого сделать. То есть могли бы возвести и, кстати, возводят куда более грандиозные сооружения, но в них нет жизни, нет духовности. Они, эти сооружения, очень рациональны. Взять хотя бы Братскую ГЭС. Она грандиозна. Но есть ли в ней образ? Есть ли в этом сооружении единство с природой? Вряд ли. Она и строилась не для того, чтобы украшать природу, а для того, чтобы дать власть человеку над природой. Этого не могло быть в средние века. Человек тогда понимал и осознавал свое назначение совершенно иначе. Естественно, изменились человеческая идеология, психология, мировоззрение, и он стал строить и творить по­новому. Но является ли это новое ступенью к достижению человеком власти над природой? Нет, напротив, человек, отрываясь от природы, от матери — сырой земли, теряет свои силы. Убежден, что придет время, когда человек горько раскается в своем безумстве, в своем стремлении покорить природу. Простит ли она ему? Вот в чем вопрос.

«В будущем доктора не станут посылать всех на южные воды и виноград, — писал М. М. Пришвин, — а в ту природу, в ту среду, где человеку все понятно, близко и мило. Вот тогда­то Соловки и сделаются любимейшим островом здоровья для всего Севера».

18 июля 1967 г.

Еще издали в створе дороги при подходе к Секирной горе на ее вершине вырастает белая церковь. В куполе церкви с прошлого века установлен маяк, огонь которого виден за десятки километров. В подвалах церкви были в 1920 — 1930 годах камеры смертников. Здесь же, у Секирной горы, приводили в исполнение приговоры. Сейчас рядом с церковью оборудована высотная смотровая площадка. Сюда приходят прощаться с Соловками.

Вот и настал день нашего отъезда. Мы проводили своих друзей. Одни поехали в Кемь — это самый короткий путь на материк, теплоход идет туда всего три часа. Другие уходили к Архангельску на комфортабельной «Татарии». Они будут там через полсуток, и мы их встретим в порту.

...Маленький биплан отрывается от земли у самой опушки леса. Делаем прощальный круг. Очень хорошо смотрятся с высоты птичьего полета монастырь, спокойное Святое озеро, извилистая лента дамбы на Муксалме. Вдали высится будто вырезанный из слоновой кости стройный храм на Голгофе. Прощайте, Соловки, даст Бог, мы еще вернемся сюда.

Внизу барашки волн Белого студеного моря. Слева по курсу самолета видна песчаная отмель. Это Золотица. Название как нельзя лучше говорит об этом чудесном месте.