Деревянная девятиглавая церковь — шедевр древнерусской архитектуры. Подобный тип сооружений встречается только в России и нигде больше в мире. Шатер, увенчанный большой главой, является доминантой верхней части храма. Внутри шатер совсем пустой, лишь огромная толстая сосна как мачта держит главу и опалубку шатра, опирающиеся на четверик храма. Весь храм сейчас под тесовой обшивкой, которая, как сарафан, скрывает бесподобную красоту этого мирового шедевра. Восемь остальных главок, из которых угловые ниже средних, придают неповторимость всему сооружению. Четырехскатная крыша является более поздней. Полазав под крышей, я убедился в том, что первоначально храм был крыт по закомарам.

Барабан и главы соседней Сретенской каменной церкви повторяют профили главок более ранней Никольской, деревянной. Из­за того что внизу каменные барабаны главок более широкие, а кверху сужаются, создается иллюзия, что они наклонены к центральной главе.

Петр I трижды побывал в Архангельске — в 1693, 1694 и 1702 годах. В присутствии царя в 1702 году при громе пушек были спущены на воду два фрегата.

П. Д. Барановский в 1922 и 1923 годах совершил научные экспедиции в Соловецкий монастырь по сохранению и учету музейных ценностей, обмерам памятников архитектуры. В 1931 году он обмерил и, разобрал домик Петра I, в котором царь жил в Архангельске в 1702 году, перевез и собрал этот домик в организованном им музее под открытым небом в селе Коломенском. «И доныне всеми зрится во славу Христову Богову» (Епифаний Премудрый).

Покачиваясь на волнах, словно чайка, наша «ракета» готовится взять старт на Котлас. Через 12 часов я буду там, а затем еще два часа на катере — и Сольвычегодск. Билет на «ракету» я взял не случайно. Когда еще представится возможность посмотреть Северную Двину, русские села и деревни на берегах одной из крупнейших рек Европы.

В 8.00 отошли из Архангельска. До Котласа 619 км, средняя скорость — 50 км/ч с хвостиком.

Справа осталась деревянная пятиглавая церковь с шатровой колокольней в селе Ухостров.

В селе Чухчерма в часе хода от Архангельска — великолепная одноглавая церковка с двухскатной крышей. Колокольня — несколько поодаль, как говорили в старину — наособицу. На окраине села стоит еще одна церковь, но более поздняя, наверное, конца XVIII века.

Обилие памятников деревянного зодчества по обеим сторонам Северной Двины не идет ни в какое сравнение с Прикамьем.

Рано утром и поздно вечером, когда виден только силуэт, издалека иную ель можно свободно принять за шатровую церковь или колокольню. Силуэты ели и шатра идеально совпадают; вполне возможно, что древнерусским храмоздателям прообразом шатра служила ель. Так что в шатровых строениях изначально могли быть языческие капища. С принятием христианства языческие идолы были уничтожены. Учитывая трудность строительства в Древней Руси, шатровые сооружения были освящены, и их стали использовать как церкви.

Позади нас (примерно в 80 километрах от Архангельска) осталось село Ломоносово (ранее деревня Денисовка Холмогорского района) — родина М. В. Ломоносова (1711 — 1765) — совсем незаметное место, каких на Северной Двине десятки. Отсюда Михайло Ломоносов вместе с отцом ходил на морской промысел, добирался до Новой Земли и Грумонта (о. Шпицберген). Характер выковывается с детства.

Берега на Двине красивые, удобные для жилья. Есть крутые, есть пологие, с ожерельем песчаных отмелей в маленьких бухточках. Леса вдоль реки изрядно вырублены. Иногда свежие залысины идут на многие километры. А ведь еще при Петре I был издан указ, которым строго­настрого под угрозой казни запрещалось вырубать леса по берегам рек на территории всей России. Что нам царь со своим указом, мы сам с усам!

Справа (в трех часах хода «ракеты» от Архангельска) —
деревянная пятиглавая шатровая церковь­красавица. Рядом была каменная церковь (разрушена).

Примерно в 220 километрах от Архангельска великолепный ансамбль: летняя шатровая деревянная церковь, зимняя каменная пятиглавая церковь и колоколенка — одна на обе церкви.

Огромно разнообразие строительных приемов и архитектурных решений. Прав был академик Игорь Грабарь, сказав, что русский мужик ярче всего заявил о своем природном гении в деревянной архитектуре.

В 13.00 справа по борту — две изумительные шатровые церкви, одна другой краше.

В 15.30 справа по борту — шатровая деревянная церковь с колокольней и рядом часовенка. Красота необыкновенная. Вот бы сделать документальный фильм «По Северной Двине». Приеду — подам заявку в АПН, там еще привечают меня.

В 19.00 — Красноборск. Подъезжаем. Сигнальные огни на судах подмаргивают, показывая место разрешаемого обгона.

Как только я сошел на берег в Котласе, ко мне подошли два сотрудника в штатском.

— Предъявите документы.

— Пожалуйста, — протянул я паспорт и удостоверение члена Всероссийского общества охраны памятников.

— Вы почему всю дорогу фотографировали?

— Потому что красиво.

— И железнодорожный мост через Двину тоже ради красоты?

— Мост я не фотографировал.

— Нет, фотографировали, нам сообщили.

— Готов при вас проявить пленку.

— Дайте сюда аппарат.

— Там у меня осталось еще несколько кадров... Я машинально нажал пуск.

Оперуполномоченный, решив, что я сфотографировал его, вырвал камеру у меня из рук и засветил пленку.

— Полный восторг! — только и мог я выдавить из себя.

— Что вы сказа­а­ли?! — В голосе почувствовался металл.

— Это я про себя. — Опыт подсказывал, что протестовать в данном конкретном случае — себе дороже: я находился в зоне сплошных лагерей ГУЛАГа.

Исполнив долг, оперa развернулись и пошли своей дорогой, а я заспешил на пыхтевший у дебаркадера сольвычегодский катер. Слава Богу, легко отделался. В рюкзаке у меня лежали соловецкие пленки, записная книжка и мой старенький «ФЭД», которым я дублировал наиболее красивые ансамбли. Обидно было бы, если бы засветили пленки, где я снимал казематы Головленковской тюрьмы в Белой башне Соловков, карцеры на Секирной горе, камеры­одиночки в Савватиевском и в Троицком скитах на Анзере — места захоронений узников лагеря. В следующий свой приезд на Соловки вряд ли я застану в живых свидетелей ГУЛАГа, которые вопиют о слезах и гневе тех, кто был здесь замучен, но так и не «перековался» в человека «коммунистического завтра».

Если что и изменилось на Русском Севере в XX веке в нравственно­правовом плане, то, уверен, к худшему. В Архангельском областном краеведческом музее мне показывали старые фотографии ссыльных большевиков в Северном крае, как он раньше назывался. Поразила групповая фотография большевиков во главе с К. Е. Ворошиловым. Все ссыльные — в охотничьей экипировке «с иголочки», с дорогими ружьями, полукругом на земле, теплой компашкой. С дамами сердца, естественно. Не ссылка, а курорт. Примерно этого же времени была и фотография молодого Сталина. Как мне сказали в музее, в Сольвычегодске сохранился дом, где он жил в ссылке (надо будет обязательно сфотографировать). Большевику горячих кавказских кровей, оказывается, была предоставлена возможность проживать совместно с наложницей из сольвычегодских мещан. Во какие либеральные порядочки были. Зато когда большевики, придя к власти, взялись за дело, они на практике знали, как поразить белогвардейскую гидру в самое сердце. Какие уж тут наложницы. А что касается охоты, то отстрел был разрешен без всяких лицензий: шаг влево, вправо — и конвоир палил без предупреждения.

...Дав протяжный сигнал, катер отвалил и взял курс на Сольвычегодск, бывший некогда вотчиной именитых людей Строгановых.

В тихом и сонном Сольвычегодске я хожу, околдованный его стариной. Был когда­то богат и знаменит этот уездный город. В 1739 году в нем насчитывалось 11 приходских церквей, строгановский Благовещенский собор и Введенский монастырь, основанный в 1570 году. Местные солеварни с XV века снабжали Русский Север солью, поставляли ее и в Москву. Разворот всему делу дали поморские крестьяне Строгановы. Их богатейший Торговый дом просуществовал более 500 лет — случай уникальный в истории русского предпринимательства. Трудолюбивые и разворотливые Строгановы, работая что называется на единый подряд, быстро расширили свое дело до невиданных по тем временам размеров. В 1581 году они организовали знаменитый поход Ермака и положили начало освоению Сибири. Избранный после Смутного времени на царство Михаил Федорович Романов в 1619 году, в пору полного разорения страны, Христом Богом просил у своих подданных денег взаймы «для христианского покою и тишины». Именитые люди Строгановы пришли на помощь. В 1722 году государь император Петр I за заслуги перед Отечеством пожаловал их в бароны, а в XIX век они вошли уже в графском достоинстве.

Во время поездок в Пермскую область я знакомился с деятельностью Строгановых, но уже в их новой вотчине —
в Прикамье. Очер, Орел­городок, Усолье, Пыскор, Соликамск и еще десяток других мест — все это было пройдено мною, изучено, сфотографировано. И вот теперь, приехав в Сольвычегодск, могу засвидетельствовать, что эпицентр, откуда расходились «круги» строгановского влияния во всех областях их деятельности и прежде всего — в область культуры, изучением которой я занимаюсь, — он, этот эпицентр, конечно же находится здесь, на берегу ныне обмелевшей реки Вычегды. А чтобы уж совсем точку на местности поставить, укажу грандиозный и богатейший Благовещенский собор. Он основан в 1560 году Антипой Федоровичем Строгановым, окончен постройкой в 1583 году. Фрески исполнены в 1600 году московскими стенописцами Арефьевым и Савиным. От знаменитых хором Строгановых, о которых я столько читал (видел и гравюры и рисунки с них), ровным счетом ничего не сохранилось. Да и как могло сохраниться, когда столько ураганных волн пронеслось над некогда красивой и богатой вотчиной Строгановых. Как мне рассказали, хоромы стояли неподалеку от Благовещенского собора. Ныне рядом с Благовещенским собором стоит склеп XIX века, в котором собраны могильные плиты с мест захоронений именитых людей. Когда возникла угроза сноса древнего некрополя у южной стены собора вешним половодьем, плиты были собраны в склеп.

Собор Введенского монастыря, тоже построенный Строгановыми, надо отнести к самым выдающимся сооружениям русского барокко. В храме красивый резной золоченый иконостас. По своему внутреннему убранству и внешнему декору Введенский собор не уступает соликамскому Троицкому собору и даже превосходит его резными белокаменными украшениями, вставками из керамики на фасаде. Лестница (более скромная, чем в соликамском Троицком соборе) ведет в летний храм. Внизу находится теплый зимний храм. Во Введенском храме, я бы сказал, уникальная акустика. Шла служба. Я стоял в 150 метрах от храма, и слышно было, как пели на клиросе три­четыре старухи.

Недалеко от Введенского монастыря сохранились остатки солеварен — обсадочные деревянные трубы, по которым выкачивался рассол. Я насчитал их более полутора десятка штук. В качестве обсадочных труб использованы огромные полые стволы деревьев диаметром от полуметра и более. Попробовал воду. Она, как и в Соликамске, горьковато­соленая. Почва около скважин имеет белые высолы. На базе соляных источников построены санаторий, грязелечебница.

К памятникам в Сольвычегодске отношение аховое. Братская могила героев­моряков, погибших в боях с английскими интервентами в 1918 — 1919 годах, находится сразу за футбольными воротами, а рядом — уборная.

На дверях алтаря древней Спасо­Обыденной церкви (1697) табличка — «мужской». В церкви — гараж и склад. В трех других уцелевших церквах — склады и пекарня.

В старые добрые времена Сольвычегодск славился своей ярмаркой. Она называлась Прокопьевской, потому как открывалась 8 июля (ст. ст.) в день св. Прокопия, Христа ради юродивого, Устюжского чудотворца (+1303). На ярмарку съезжались из окрестных сел и деревень невесты и женихи. Родители привозили своих дочерей на лодках по Вычегде и ее притокам. Приданое находилось при невестах, в лодках. Здесь же был товар, который продавался на ярмарке. Женихи вроде бы приценивались к товару, а сами невесту себе искали. И коли уж понравились молодые друг другу, то тут же под венец шли в строгановский Благовещенский собор. Первое впечатление — всегда верное. Оно служило основанием жизненных отношений «до пределов гроба», как говорили в старину.

Ныне в Сольвычегодске ни ярмарки, ни разбора невест, ни даже частного сектора в деле и в торговле, —
все ушло, как вода из омута. Одни серые камушки на дне.

После революции и ленинской секуляризации церковного имущества золотые и серебряные оклады икон, богослужебные сосуды, кресты, панагии — все это было изъято. В 1923 году в сольвычегодском Благовещенском соборе был открыт музей. Но даже если из того, что сохранилось в Благовещенском и Введенском соборах, в Москве или любой столице сделать выставку, то она произведет фурор. Особо отмечу деревянную скульптуру. Она (выставленная в экспозиции и находящаяся в запасниках) происходит из Сольвычегодска. Всего в экспозиции насчитывается более двух десятков скульптур. Причем изображения большинства скульптур не публиковались. Сотрудники музея любезно позволили мне сфотографировать скульптуры, но описать и обмерить почему­то не разрешили. Наиболее выдающиеся произведения искусства: «Георгий Победоносец» (размер киота примерно 140 ( 102 см; XVII — начало XVIII); «Скорбящий Спаситель» (высота примерно 121 см; XVIII); Никола Чудотворец (высота около 1 м). Фигура Николы выполнена из цельного куска дерева (руки приклеены). Раскраска произведена по тонкому левкасу, наложенному на паволоку. Характерна иконописная разрисовка лица Николы: морщинистый лоб, окладистая борода кольцами, лысая голова. Суммируя все признаки, можно отнести Николу к концу XVII — началу XVIII века. Никак не умаляя достоинств пермской деревянной скульптуры, подчеркну, что виденные мною в музеях и храмах архангельская и вологодская скульптуры, во­первых, изготовлены в большинстве случаев раньше, чем пермские; и, во­вторых, по своему художественному уровню никак не уступают произведениям пермских резчиков, а во многих случаях превосходят их.

О Строгановской школе иконописи, лицевого шитья, финифтяного и косторезного искусства написаны многие книги и сотни статей, но известны они в основном специалистам. Если на предполагаемой выставке показать даже по два сохранившихся образца, то и тогда бы это могло стать значительным культурным событием в городах России и за рубежом. Две сохранившиеся святыни­пелены: «Убиение Дмитрия­царевича» и уникальная хоругвь «Спас Нерукотворный» из строгановского Благовещенского собора, — уже готовая экспозиция одного из интереснейших разделов выставки. Но кто возьмется организовать такую выставку? У обкомовских чиновников от идеологии сразу же возникнет подозрение — не пахнет ли опиумом для народа? И потом, кто даст денег? Ведь все наши музеи нищие и жизнь в них теплится за счет энтузиазма подвижников — таких, как
П. Д. Барановский, И. А. Лунегов, Н. Н. Серебренников, К. К. Морозов, К. И. Иванов — им несть числа. Но денег у них, даже если делать выставку в складчину — копейки. Нужны богатые меценаты Строгановы, а их, как известно, пустили в расход.