Холодный ветер щипал щёки, пробирался сквозь рукавицы. Я прибавил шагу. Вдали уже показались гаражи, за ними — многоэтажки, в одной из которых находилось моё уютное «гнёздышко».

Однако ещё нужно было миновать огромную дымящуюся жутким смрадом свалку, возле которой копошились тени не то бомжей, не то бродячих собак… Сегодня ни тех, ни других не наблюдалось. Было пусто и безмолвно. Даже дым не витал над «джомолунгмовскими» нагромождениями гомо сапиенских отходов. Но вот и свалка благополучно осталась сбоку. Я вобрал в себя полную грудь бодрящего воздуха, но не успел выдохнуть — так и замер. Слева, метрах в пятидесяти, из­за кустов жимолости показалась собака. Патлатая, с отвислым животом и какими­то безумными глазами. За ней — другая, третья… Откуда­то стали подтягиваться другие псы. Целая собачья свора.

Я посмотрел по сторонам. Вокруг — ни души. Белизна снегов да над головой каркающие вороны. Мне почему­то стало не по себе. Ледяная змейка скользнула по позвоночнику. И откуда взялся этот оцепеняющий страх? Он­то и спровоцировал меня на ошибку. Это я понял после. Мне бы, дураку, надо было не обращать внимания на псов, идти, как и шёл, а я вдруг рванул с места…

Патлатая сука громко и властно гавкнула, мол, «ату его!» — и вся разношёрстная масса, визжа и лая, дружно покатилась за мной.

Боязнь за жизнь придала мне силы. Но скоро я стал сдавать. Поджилки у меня тряслись, а лыжи расползались в стороны. Собаки, разрывая грудью сугробы, явно догоняли меня.

Я оглянулся и увидел оскаленную пасть патлатой. Столько в ней дышало ненависти и злобы! Я бросил ей в морду рукавицу. Свора на минуту замешкалась, скололась, но быстро почуяла обман. Бросилась догонять с новой энергией. Я повторил манёвр — швырнул вторую рукавицу. На сей раз собаки даже не обратили на неё внимания. И я подумал о единственном своём спасении — о лыжных палках: как сейчас остановлюсь, прицелюсь и воткну одну из них со всей силой в розовую пасть патлатой.

Но вот совсем близко показались гаражи. Там могли быть люди. Уж они­то не дадут в обиду меня, помогут, разгонят стаю. И тогда у меня появилось второе дыхание, надежда… А лай — всё ближе и ближе. Он забивал мне уши, разрывал сердце, а собакам прибавлял азарта, куража, смелости… Ещё рывок, ещё — и я плашмя падаю в сугроб. Закрываю инстинктивно руками голову и почти не дышу. Только чувствую, как собаки настороженно приближаются ко мне. Неужели это конец?

Я приподнимаюсь на локтях — не ждать же смиренно расправы? — и вижу, как со стороны ближних гаражей на махах ко мне несётся огромный чёрный кобель. Бродячая свора застыла, не зная, как поступить дальше.

Кобель приблизился ко мне. Обошёл вокруг, обнюхал. А потом повернулся к стае. Обнажил свои вершковые клыки и громко зарычал. Патлатая — вожак стаи — недовольно сверкнула глазками и, трусливо поджав хвост, затрусила обратно в сторону свалки, за ней потянулись остальные бродяжки.

Незнакомый кобель, мой добрый ангел­спаситель, ещё раз обнюхал меня, гавкнул что­то добродушное и довольный отправился к гаражам.

Я проводил его благодарным взглядом.